Гибель советской атомной подводной лодки «К-8»

El submarino nuclear soviético "K-8"

Fuente: http://sexik.narod.ru/cursk/book/k-8.htm (Link consultado y retomado por Attilio Folliero el 22/05/2012)

• Articulo en español col traductor de Google
• Articolo in italiano col traduttore di Google

Судьбы кораблей сродни людским: одни складываются счастливо, другие, наоборот, трагично. Именно трагическая судьба ожидала атомную подводную лодку «К-8» (пр. 627А, класса «Ноябрь» по классификации НАТО). Она была третьей атомной лодкой, построенной на стапелях Северодвинска. Вступила в состав ВМФ в 1959 году.

Первая на атомных подводных лодках авария ядерной установки в море произошла на ней 13 октября 1960 года. Произошёл разрыв парогенератора, в результате чего в турбинный отсек вместе с паром второго контура вышел газ, гелий, из компенсатора объёма первого контура. Экипаж справился с аварией, и лодка самостоятельно вернулась в базу. Почти у всего личного состава лодки наблюдались первичные признаки лучевой болезни – рвота, головная боль. Командир дивизиона лодки Л.Никитин, впоследствии контр-адмирал, так объективно охарактеризовал свои ощущения в тот момент: повышенная утомляемость, непроходящее ощущение усталости, потливость, особенно ладоней и ног, плохой сон, повышенная нервозность, возбудимость, нетерпимость к окружающим. Из экипажа была отобрана медиками группа из 13 человек, которую отправили в госпиталь в Полярном, где впервые спешно открыли специальное отделение. Из 13-ти человек, прошедших обследование, матросов и старшин срочной службы отправили в запас, офицеров и сверхсрочников спросили, где хотят служить, и по возможности перевели. Многие из них были неприятно удивлены выпадением волос после госпиталя.

И вот так случилось, что первую катастрофу среди советских атомных лодок потерпела она, «К-8», в 1970 году. Она затонула в Бискайском заливе, погибли 52 человека. В апреле 1970 года советский ВМФ проводил крупнейшие в своей истории маневры «Океан». Я также участвовал в них на дизельной подводной лодке «С-212» 633 проекта. О гибели «К-8» я узнал от моих сокурсников лейтенантов Валерия Зенкова и Ивана Борзенко в первые же минуты после того, как ступил на пирс в Видяево, вернувшись с маневров «Океан». О подробностях же этой трагедии, разыгравшейся в Бискайском заливе на «К-8», я узнал значительно позже.

Лодка вышла из военно-морской базы Гремиха Северного флота в феврале 1970 года. Она выполняла задачи боевой службы в Средиземном море. По плану лодка должна была вернуться в базу 10 апреля. Но из-за разворачивающихся маневров «Океан», её возвращение задержали. Ей предстояло участвовать в маневрах в Северной Атлантике, поэтому в Средиземном море на лодку загрузили с надводного корабля регенерацию, продукты,дозаправили водой. Некоторые из членов экипажа, воспользовавшись оказией, отправили письма домой через корабль, который должен был раньше вернуться в Севастополь, чем лодка в Гремиху.

Всё произошло 8 апреля в Бискайском заливе на 52-е сутки боевой службы, на глубине 140 метров. На этой лодке командиром минно-торпедной группы был лейтенант Владимир Шабанов, мой свидетель на свадьбе. В 22 часа 30 минут, после вечернего чая, начали всплытие на перископную глубину на сеанс связи. Внезапно из рубки гидроакустиков раздался крик старшины команды: «Пожар в отсеке!». Немедленно сыграли аварийную тревогу. Не успел личный состав занять свои места по боевому расписанию, как из 7 отсека поступил ещё один доклад о пожаре. Вероятно, произошло короткое замыкание. Одновременное возгорание электрических кабелей в разных местах корабля происходит в случае их низкого сопротивления изоляции. В любой момент может возникнуть короткое замыкание с эффектом сварочной электрической дуги. На лодке в течение боевой службы неоднократно возникал «корпус», который вскоре исчезал. Ситуация сразу сложилась крайне тяжёлая. В подводном положении центральный отсек управления кораблём быстро наполнился дымом. Пожар был настолько интенсивным, что уже через несколько минут сработала аварийная защита реакторов обоих бортов из-за выхода из строя силовой электросети. В электротехническом отсеке, где располагался пульт управления атомными реакторами, на правом борту произошло возгорание регенерации. В полном составе погибла первая смена на посту управления главной энергетической установкой в составе двух офицеров и двух мичманов. Понимая, что огонь вот-вот ворвётся в пост, офицеры наглухо задраили дверь. Умирая, они успели заглушить реактор, Бывшие в других отсеках подводники слышали по внутрикорабельной связи их последние слова: «Нечем дышать. Кончается кислород. Прощайте, ребята, не поминайте нас лихом!..»

Подводная лодка осталась без хода. Часть личного состава седьмого отсека погибла от удушения угарным газом. Остальные успели перейти в соседние кормовые отсеки. Пожар в кабельных трассах перекинулся ещё на несколько отсеков. Командир лодки капитан 1 ранга Всеволод Бессонов принял решение всплыть в надводное положение. И уже через шесть минут лодка всплыла на поверхность.

Экипаж героически боролся с пожаром, на пределе своих возможностей. В центральном отсеке пытались потушить пожар общекорабельной системой пожаротушения, но не смогли. Некоторые начали терять сознание, тогда командир принял решение вывести людей из центрального отсека на мостик, и тушить пожар методом герметизации отсека.

И пожар частично потушили, частично он прекратился сам, так как гореть уже нечему было. К утру 9 апреля был отдраен кормовой люк, командир дал приказание вывести на палубу людей из отсеков, в которых был пожар и соседних с ними отсеков. Из 8 отсека самостоятельно поднялись на верх только 4 человека, включённые в дыхательные аппараты. Пятнадцать человек пришлось вытаскивать, но спасти их, отравленных угарным газом, не удалось, часа через полтора они умерли. В девятом отсеке обошлось без потерь, несмотря на то, что на 19 человек было всего 6 дыхательных аппаратов. Уцелевших в 4 и 5 отсеках можно было вывести только через 3 отсек, который выгорел в результате пожара. В дыму и темноте этот путь до трапа центрального поста сумели преодолеть пять человек, наверх из них вышло только три. Среди них и недавно прооперированный старшина 1 статьи, которому корабельный врач Арсений Соловей надел свой дыхательный аппарат. А сам погиб.

Из 125 членов экипажа «К-8» 14 подводников навсегда остались в горящих отсеках, 16 умерших лежали на надстройке. Кто был жив, сосредоточился в ограждении боевой рубки лодки. Медицинскую помощь им некому было оказывать.

Успели передать на берег донесение об аварии. Мимо проходил сухогруз, кажется канадский. Подали сигнал бедствия – пять красных сигнальных ракет. Судно описало вокруг лодки дугу, но, поняв, что это атомная лодка, удалилось, скрывшись за горизонтом. Отказался оказывать помощь капитан и экипаж, видно побоялись радиоактивного излучения.

Отсеки с пятого по девятый были загерметизированы, не посещались, их состояние было неизвестно. Лодка находилась всё это время в дрейфе. Утром 10 апреля на горизонте показалось другое судно. Снова выпустили сигнальные ракеты. К терпящей бедствие лодке подошло болгарское грузовое судно «Авиор». Немедленно через Варну в Москву ушла радиограмма. Теперь «К-8» могла рассчитывать на помощь. Вопрос был в другом: успеют ли спасательные силы прийти на помощь подводной лодке? Смогут ли подводники дождаться их прихода?

На центральном командном пункте ВМФ руководство спасательной операцией взял на себя Главнокомандующий ВМФ, адмирал флота Советского Союза С. Горшков. В район происшествия направлялось всё, что только можно. Корабли шли самым полным ходом, но расстояние было слишком большим, от ближайшего из кораблей – гидрографического судна «Харитон Лаптев» - до терпящей бедствие лодки лежало без малого 470 миль.

Индивидуальные средства защиты к 10 апреля были израсходованы, запас воздуха высокого давления был уже минимальным, в седьмой и восьмой отсеки проникла забортная вода, и они продолжали заполняться. Подводная лодка осталась без технических средств борьбы за живучесть и без средств поддержания плавучести.

Тем временем стала резко ухудшаться погода. Бискайский залив – место, печально известное морякам своими штормами, достигающими здесь небывалой силы. Теперь экипажу предстоял ещё и бой с разбушевавшейся стихией. К этому времени командир уже переправил шлюпками на борт «Авиора» две большие группы подводников.

Довольно на высоких тонах командир БЧ-5 доложил командиру, что вода поступает в прочный корпус и надо срочно снимать людей. Корабль гибнет! Но Бессонов ответил: «Не паникуйте, ничего с лодкой не будет».

Командир посчитал это паническими рассуждениями, отстранил механика от исполнения обязанностей, отправил вместе с замполитом и частью экипажа на болгарское судно. Неоднократно кормовая часть лодки опускалась в воду, продували кормовую группу цистерн главного балласта, создавалась видимость возможности удержания ее на плаву. Мнения и оценка состояния лодки не совпали у командира и его механика.

К вечеру 11 апреля, когда все отсеки оказались загазованными, на лодке осталось 22 человека, наиболее подготовленных офицеров и мичманов, среди них и мой одноклассник по училищу - свидетель на моей свадьбе лейтенант Шабанов. Эту группу возглавили командир. Среди оставшихся был и старший помощник, отказавшийся сойти с лодки, несмотря на то, что имел на это разрешение и приказание командира.

Уходившие последней шлюпкой подводники видели, как высоко вверх задрался нос лодки, были видны волнорезные щиты торпедных аппаратов, корма осела в воду. На мостике стоял командир, как монумент с поднятыми в прощальном приветствии руками.

Было ясно, что в выгоревшие кормовые отсеки поступает вода. Но Бессонов всё же рассчитывал спасти свой корабль. Этого же требовал в своих радиограммах и Главком ВМФ: «Главное – удержаться на плаву…» Категоричность Главкома вполне объяснима: до того времени советский флот ещё не потерял ни одного атомохода, в то время как американцы лишились двух. Даже после самых тяжёлых аварий советские атомные лодки возвращались домой. Главком, конечно же, не хотел открыть в преддверии столетия Ленина список потерь. Тем более, что он имел хоть и скудную информацию о состоянии лодки, но обнадёживающую. На вопрос Москвы: «Продержитесь ли до подхода спасательных сил?», командир лодки ответил: «У нас всё нормально. Продержимся». Бессонов ждал помощи, с берега через болгарское судно было сообщено, что в ближайшие часы к лодке  подойдут наши корабли, возьмут ее на буксир.

Ночью подоспели два советских судна - транспорт «Комсомолец Литвы» и теплоход «Касимов». На него с болгарского судна переправили спасённых подводников. Чуть позже к месту аварии подошёл «Харитон Лаптев», через него в Главный штаб ВМФ было подробно доложено об обстановке на атомоходе.

Из-за большого волнения и снежных зарядов завести на лодку швартоый конец не удалось. Решено было дожидаться рассвета. Подошедшие суда держались невдалеке от лодки, наблюдая за ней локационными станциями.

Из-за распространения по всей лодке угарного газа из горящих отсеков, многих оставшихся на лодке моряков стало тошнить. Бессонов приказал вывести всех людей наверх в ограждение боевой рубки. Но разыгравшаяся волна заливала мостик и скопившихся на нём и в ограждении рубки подводников. Командир решил часть из них отправить на гидрографическое судно. Лодка тем временем всё сильнее кренилась кормой.

12 апреля в 6 часов 13 минут находившийся на вахте второй помощник капитана теплохода «Касимов» заметил взвившуюся в воздух красную ракету. Как он потом рассказывал, на экране локатора, где была отметка от лодки,  он увидел в течение нескольких секунд яркое увеличившееся пятно, а потом на этом месте оно исчезло, был просто чистый экран. Это в момент погружения над морем появилась носовая часть корпуса почти вертикально вставшей лодки, она и дала такую яркую отметку на экране. А ещё через минуту корпус «Касимова» вздрогнул от двух мощных гидравлических ударов.

Суда бросились к тому месту, где ещё несколько минут была лодка. «Харитон Лаптев» спустил вельбот. Прожекторы выхватывали в круговерти волн то спасательный круг, то обломки пробки. Слышны были крики погибающих в волнах: «Люди, спасите!..»

Подняли из воды командира второго дивизиона, обнаружили державшегося на плаву штурмана. Боцман с «Харитона Лаптева» сумел зацепить его кошкой за китель. Однако китель разорвался, и штурман пошёл ко дну. С баркаса матросы увидели в волнах командира лодки. Он не подавал признаков жизни. Его удалось зацепить багром, схватить за руку. Однако мощная волна тут же отбросила баркас. В руке спасающего осталась только книжка, в которой был список оставшихся на корабле членов экипажа. Бессонов, уже будучи мёртвым, всё ещё сжимал её в руке. Исполнив свой последний долг, он как бы передал живым список тех 22 подводников, погибших вместе с ним.

Поиски людей продолжались ещё несколько суток и успехом не увенчались. Оставшиеся в живых члены экипажа были пересажены на подошедшую плавбазу «Волга», которая взяла курс к родным берегам.

Экипаж был расформирован. Вдовам помогли с жильём, выдали 50-рублёвые пенсии. На этом всё закончилось. Можно ли было спасти лодку? Часть специалистов склонна считать, что такой шанс был. Но этому помешали как минимум два обстоятельства: отсутствие связи, что не позволило вовремя сообщить о происшедшем пожаре, а также шторм, разыгравшийся в ночь на 12 апреля и значительно ускоривший трагическую развязку.

Причиной ухода лодки под воду явилось постепенное затопление кормовых отсеков через выгоревшие после пожара забортные отверстия. Она кормой ушла на глубину 4680 м. Вместе с оставшимися на ней офицерами и мичманами. Трагедия случилась в 300 милях к северо-востоку от берегов Испании. Лодка погибла через два года и один месяц после гибели «К-129». Но ее видели перед гибелью, это стало основанием считать ее не без вести пропавшей.

Была правительственная комиссия, она сделала анализ происшедшего. В акте комиссии, выдержки из которого были опубликованы в «Морском сборнике» в 1997 году, указывалось, что гибель «К-8» «…произошла вследствие опрокидывания, вызванного потерей продольной остойчивости, вследствие накопления воды в кормовых отсеках прочного корпуса, проникающей туда через выгоревшие сальники».

Причинами пожара в 7 отсеке, из-за которого выгорели сальники, могло быть возгорание регенерации после попадания на её пластины органических веществ. Огонь повредил находящиеся поблизости электрические кабели, возникло короткое замыкание между ними, замыкание на корпус. Это могло привести к одновременному короткому замыканию и в третьем отсеке.

Возможен был и второй вариант: одновременное появление электрической дуги в третьем и седьмом отсеке могло произойти от механических повреждений изоляции и замыкания на корпус кабеля и электрооборудования в силовой сети одной полярности в 7 отсеке при наличии заземления другой полярности в 3 отсеке. Дуга могла вызвать пожар. Однозначного вывода о причине гибели лодки правительственная комиссия сделать не смогла.

Закрытым Указом офицерский состав, сверхсрочнослужащих и тех, кто погиб наградили орденом Красной Звезды, а личный состав срочной службы, оставшийся в живых – медалью Ушакова. Командиру лодки посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Механик, оставшись живым, получил орден Ленина, он сумел доказать правительственной комиссии правильность своей оценки критического состояния лодки, за что вступил в противоречие с командиром.

Никому из руководителей флота и государства не хотелось омрачать грандиозность маневров «Океан», тем более проведённых в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина, фактом гибели атомной лодки. Поэтому длительное время о трагедии молчали, даже не сообщая родным о погибших. А средства массовой информации в то время вероятного противника сообщили всему миру (кроме нас): «12.04. Советская атомная подводная лодка класса «Ноябрь» затонула в Атлантическом океане примерно в 300 милях к северо-западу от Испании. 11 апреля она была замечена в море неподвижной, команда на палубе старалась прикрепить буксирные тросы к двум сопровождавшим лодку советским судам.

Утром 12 апреля патрульным самолётам американских ВМС удалось обнаружить на том месте, где была лодка, только два нефтяных пятна; лодка считается затонувшей…»

Весь мир знал об этой трагедии, даже в далёкой Африке знали об этом. Но в нашей прессе было полное молчание. Наконец в заполярном гарнизонеГремиха начали оповещать семьи погибших. Жёнам о случившемся сообщали более чем лаконично: «Ваш муж, выполняя боевую задачу, погиб и захоронен в море». Но пока оповещали родственников, вдруг от погибших стали приходить письма. Это те письма, которые они отправили на корабле при пополнении запасов в Средиземном море. Многие не могли поверить в то, что это письма со Средиземного моря, некоторые говорили, что это письма с того света.

В политическом донесении в адрес московского начальства говорилось: «Весть о гибели мужей и отцов в семьях воспринята с пониманием. Горечь утраты переносится мужественно. Неправильных настроений, высказываний среди жителей посёлка нет…» Сколько цинизма в этих строках!

Министр обороны Маршал Советского Союза А.А.Гречко встретился и беседовал с экипажем «К-8», оставшимся живым. Офицеры обратились к министру с просьбой составить из них основу нового экипажа для строящейся подводной лодки. Но командующий Северным флотом адмирал С.М. Лобов, тут же доложил, что большинство спасённых по медицинским показаниям не пригодны к службе на подводных лодках. Экипаж не сохранили.

Потом жена Володи Шабанова, Саша, и сын, тоже маленький Саша, получили двухкомнатную квартиру в городе Перми, откуда Володя и жена родом. В поселке Гремиха на Северном флоте, откуда уходила лодка в поход, в 1974 году поставлен памятник, изображающий эпизод передачи аппарата врачом своему пациенту.

На памятнике выбиты фамилии всех 52-х погибших, но только к этому памятнику уже и ходить некому, не то, что цветы положить. Памятник постарел, видно некому за ним ухаживать, так как в Гремихе остались только несколько списанных атомных лодок с малочисленным экипажем, который наблюдает за тем, чтобы они, стоя у пирса не утонули. Разбитые дома с пустыми глазницами окон и случайно попавший в кадр одинокий матрос – таким предсталаГремиха в документальном фильме о подводной лодке. Поселок оставлен военными моряками в последние годы в результате очередных сокращений флота, некому там больше жить, сократили всех. Только небольшим составом продолжают моряки следить за находящимися на отстое подводными лодками, ждущими своей очереди на разделку и утилизацию.

Только нашу память подводников не сократишь, мы все это пережили и помним. Тридцать лет я помню, жена моя помнит! Чтоб тебе вода была не холодной, Володя. Мы помним с женой, как часто курсантами пели, собираясь в нашей большой комнате, разделённой занавеской на две половины, в одной семья Шабановых, в другой – семья Ничик. Пели твою любимую песню, в которой были слова:

«Еще вчера в ногах лежал, равнял с великою державой.

В раз обе рученьки разжал, жизнь выпала копейкой ржавой.

Уходят в море корабли, уносят их дороги белые,
И стон стоит вдоль всей земли: «Мой милый, что с тобою сделали?».

         

А в другой песне, ты ее любил петь, про фотографию:

«Вот предо мной фотография, нежная подпись твоя,
Ты вся моя биография, ты и мечта и судьба.
Если придется когда-нибудь мне в океане тонуть,
Я на твою фотографию не позабуду взглянуть.
Руки, сведенные холодом, нежно к тебе протяну,
И, навсегда успокоенный, камнем пойду я ко дну».

Саша Шабанова переехала в Пермь, устроилась работать на одном заводе. Через два года пришла к родителям Володи, они жили под Пермью, в городе Лысьве, просить разрешение выйти замуж за инженера с этого же завода. Отец Володи воспротивился поначалу, мол, у тебя сын есть, наш внук, воспитывай его в память об отце, нашем сыне. Но мама Володи поняла лучше ситуацию, ведь еще молодая Саша была, всего 26 лет, вся жизнь впереди. Разрешили ей замуж повторно выйти, не разведенной в первом браке с Володей.

Через несколько лет проезжал через Пермь наш одноклассник по училищу Иван Борзенко, дал телеграмму, что на день задержится у Саши. Познакомился с новым мужем ее, посидели вечером. А разговоры обо всем, но общей темы нет, вспоминать о первом муже при живом втором, как - то неудобно. Хотя на ковре, висящем на стене в комнате, фотография Володи в  лейтенантской форме, погоны лейтенанта, кортик и орден прикреплены. Утром, проснувшись, увидел Иван, как стоит Саша, уткнувшись лицом в его тужурку офицерскую, и плачет. Попросил тогда Иван убрать всю память о Володе с ковра на стене. Нечего травить себя и мужа нового, он то при чем, вряд ли ему приятно каждый день видеть это напоминание о прошлой жизни Саши. «А сыну, когда вырастет, если понадобится, отдашь эту память об отце. Никто из нас, бывших однокурсников и жен наших, тебя за это не осудит, живи новой жизнью. А за память о Володе тебе от всех нас спасибо», - такой совет дал Иван Борзенко. Послушалась его Саня, в этот же день всё убрала. Вот такая трагическая история у моего свидетеля на свадьбе.

А тогда, вечером после этого сообщения о гибели Шабанова, после моего возвращения с маневров «Океан», собрались у нас в нашей комнате вВидяево мои одноклассники по училищу Валерий Зенков, Иван Борзенко, помянули его по морскому обычаю, третьей рюмкой.

«Уж так на свете повелось,
Когда мы  все с друзьями в сборе,
То, как обычно, третий тост
У нас такой: «За тех, кто в море!

За тех, кто вышел в океан,

Кто в Чёрном, в Баренцевом, в Белом

Пробьётся сквозь любой буран,

Всегда пройдёт в порыве смелом.

Когда ж придёт походный час,

И станут дни и ночи жарки,

Мы знаем: кто-то и за нас

Поднимет дружеские чарки.

От мысли этой нам теплей,

И мы сильней со штормом в споре:

У моряка не счесть друзей,

А тост друзей – «За тех, кто в море!»

Эту лодку отказалось наше правительство поднимать, после предложения американцев об оказании услуг, но за нашу плату. О ней никогда не было никаких заявлений, умолчали ее гибель тогда, принято было так. Говорили только о хорошем, о победах наших. О катастрофах и чрезвычайных происшествиях не принято было говорить во всеуслышание, только специалисты знали о них и молчали. Подписки не давали о молчании, но обстановка не располагала к откровениям. В лучшем случае на кухнях шепотом говорили. Еще, выпивая третью рюмку, всегда знали и знаем, за кого пьем, кто действительно навсегда остался в море.

После гибели «Курска», в октябре 2000 года показывали по телевизору впервые передачу о гибели в 1970 году «К-8», а в конце показали весь погибший экипаж, фотография каждого, а под ней звание и фамилия. По алфавиту шли фамилии. Я внимательно смотрел, ждал, когда до Шабанова дойдут, покажут его до боли знакомое лицо. Но уже последние буквы прошли по порядку алфавита, я уже глазам своим перестал верить, неужели проглядел я Володю. И вдруг последние три фотографии, вернее пустые черные места от них, а под этими черными безликими пятнами подписи: «Лейтенант В. Шабанов», а рядом еще две фамилии без фотографий. Видно не сумели создатели фильма найти их фотографии, а жаль. У нас дома документальная память о нем сохранена, он на фотографии нашей свадебной. А потом в первой половине 2001 года был повтор того документального фильма о гибели «К-8», и уже вместо чёрного пятна появилась фотография лейтенанта Шабанова.

Вот такая грустная морская подводная история.

_________________

Para un blog es muy importante que el lector haga el esfuerzo de clicar en los botones sociales "Me gusta", "Tweet”, “G+”, etc. que están por debajo o a lado. Gracias.

Per un blog è molto importante che il lettore faccia lo sforzo di cliccare sui tasti social "Mi piace", "Tweet", “G+”, etc. che trovate qui sotto o a lato. Grazie